Черное эхо - Страница 13

– Поезжай сейчас домой или обратно к своим клиентам. Дальше дело поведу я. Схожу на коммутатор, послушаю пленку, потом вернусь в офис, займусь бумажками. Проверю, произвел ли Сакаи уведомление ближайших родственников. Мне кажется – если я ничего не путаю, – Медоуз был из Луизианы. Так или иначе, я на завтра договорился о вскрытии, на восемь часов. Прослежу одновременно и за этим. А твоя задача – довести до ума вчерашний инцидент на телевидении и передать его окружному прокурору. Не надо там оставлять никаких хвостов.

– То есть ты берешь на себя всю грязную работу и позволяешь мне легко отделаться. Дело, где один трансвестит замочил другого, банальное, как дважды два. Никаких заморочек там не предвидится.

– Да, кстати. Мне бы хотелось получить от тебя еще одну вещь. Завтра, когда будешь возвращаться из Долины, заскочи по пути в Министерство по делам ветеранов в Сепульведе и посмотри, нельзя ли уговорить их показать тебе досье Медоуза. Там может оказаться несколько полезных имен. Как я уже сказал, он предположительно консультировался у психотерапевта в амбулатории и посещал групповой тренинг. Может, кто-то из тех парней кололся с ним вместе и знает, что здесь вчера произошло. Да, я понимаю, это притянуто за уши, всего лишь предположение. Если они начнут тебя мытарить, позвони мне, и я постараюсь добыть судебное предписание.

– Действительно, похоже на сделку. Но я переживаю о тебе, Гарри. Я хочу сказать, мы с тобой не слишком долго были партнерами, и, может, ты хочешь пробиться обратно, в свой отдел убийств. Но лично я не вижу смысла в том, чтобы надрываться на этом деле. Да, квартира была обыскана. Но ведь главное не в этом. Главное – зачем. И по первому впечатлению, ничего меня здесь по-настоящему не всколыхнуло. На мой взгляд, кто-то притащил Медоуза к водохранилищу после того, как тот гикнулся, а перед тем он обшарил его хату, чтобы забрать наркотик. Если он у него был.

– Наверное, все так и есть, – сказал Босх, помолчав несколько секунд. – Но пара-тройка вещей все равно не дает мне покоя. Хочу поковыряться в этом деле еще немножко, пока не удостоверюсь.

– Что ж, я уже сказал, у меня нет возражений. Мне только лучше. Ты отводишь мне легкую роль.

– Пожалуй, я здесь осмотрюсь еще немного. Ты поезжай, увидимся завтра, когда я вернусь из морга.

– Ладно, партнер.

– И еще, Джед…

– Да?

– Это не имеет никакого отношения к моему стремлению вернуться в отдел.

* * *

Босх сидел один, размышляя и обводя взглядом комнату в поисках ключа к разгадке. Наконец его взор упал на карты, разложенные перед ним на кофейном столике. Пасьянс… Он заметил, что все четыре туза лежат лицевой стороной. Он взял со стола колоду оставшихся карт и пролистал, снимая по три карты за раз. В ходе этого занятия он наткнулся на двойку и тройку пик и двойку червей. Пасьянс не зашел в тупик, он был прерван. Он так и не был завершен.

Гарри охватило беспокойство. Он посмотрел на пепельницу из зеленого стекла и увидел, что все бычки являются окурками от сигарет «Кэмел» без фильтра. Была ли это та марка сигарет, которую курил Медоуз? Или его убийца? Босх встал и начал обходить комнату. Обоняние снова среагировало на слабый запах мочи. Он опять прошел в спальню. Выдвинул ящики комода и еще раз уставился на их содержимое. Ничто не шевельнулось в его мозгу. Он подошел к окну и посмотрел на тыльную часть другого многоквартирного дома, по ту сторону узкого проезда. На дорожке стоял человек с тележкой, какие бывают в супермаркетах, и ковырял палкой в мусоре. Тележка была наполовину полна алюминиевых банок. Босх отошел от окна, сел на кровать и прислонился к стене в том месте, где должна была находиться спинка, но вместо этого на белой краске появилось неряшливое грязно-серое пятно. Стена холодила спину.

– Расскажи мне что-нибудь, – прошептал он, обращаясь неизвестно к кому.

Что-то прервало карточную игру, и Медоуз умер именно здесь, Босх в этом не сомневался. А потом его тело перенесли в трубу. Но зачем? Почему было не оставить его тут? Босх опять ткнулся головой в стену и посмотрел прямо перед собой, в противоположный конец комнаты. Вот тогда-то он и заметил в стене гвоздь. Гвоздь торчал примерно в трех футах над комодом и когда-то, давным-давно, был выкрашен в белый цвет вместе со стеной. Вот почему он раньше его не заметил. Он встал и пошел взглянуть за комод. В трехдюймовом пространстве между комодом и стеной он увидел край рамки от картины. Плечом отодвинув тяжелый комод от стены, Босх поднял рамку. Присев на край кровати, начал ее рассматривать. Стекло треснуло, видимо, при падении, и замысловатая паутина из трещин частично заслонила черно-белое фото размером восемь на десять дюймов. Изображение было зернистым, и бумага пожелтела по краям. Фотографии было больше двадцати лет. Босх знал это точно, потому что между двумя трещинами на стекле увидел свое собственное лицо, молодое и улыбающееся.

Он повернул рамку и осторожно отогнул назад жестяные зубчики, которые удерживали на месте картонный задник. Когда он вытаскивал пожелтевшее фото из рамки, стекло наконец не выдержало, и осколки посыпались на пол. Босх отодвинул ноги от стекла, но не встал, так и остался сидеть. Он разглядывал фотографию. Ни с лицевой стороны, ни с изнанки на ней не было никаких пометок, подсказывающих, где или когда был сделан снимок. Но он знал, что это было, вероятно, в конце 1969-го или в начале 1970 года, потому что после этого времени кое-кого из изображенных на снимке людей уже не было в живых.

На фотографии их было семеро. Все – «туннельные крысы». Они были без рубашек и гордо демонстрировали свои загоревшие в футболках тела и татуировки; солдатские персональные медальоны скреплены, чтобы не бряцали, когда бойцы проползали по подземным коридорам. Должно быть, они находились в секторе «Эхо» района Ку-Чи, но Босх не мог определить или вспомнить, в каком селении. Солдаты стояли в траншее, расположившись по обеим сторонам входа в подземный лаз – не шире той трубы, в которой впоследствии Медоуза найдут мертвым. Босх посмотрел на самого себя и подумал, что на фотографии у него дурацкая улыбка. Сейчас он ее устыдился, потому что знал, чему было суждено произойти после запечатленного на пленке момента. Потом взглянул на лицо Медоуза и увидел бледную ухмылку и рассеянный, отсутствующий взгляд. Товарищи всегда говорили, что даже в комнате восемь на восемь футов у Медоуза будет взгляд словно с расстояния в тысячу ярдов.