Черное эхо - Страница 62

Шарки сказал, что тот из преступников, который оставался в машине, пока другой затаскивал тело в трубу, не произнес за все время ни слова. Этот второй телосложением был помельче, чем водитель. По словам Шарки, он только мельком увидел его смутные очертания в слабом свете луны, пробивавшемся сквозь густой сосняк вокруг водохранилища.

– А что делал этот второй? – спросила Уиш.

– Просто присматривал, по-моему. Вроде как на стреме. Он даже не вел машину. Я думаю, он был у них за главного, вроде того.

Водителя мальчику удалось разглядеть лучше, но все равно недостаточно для того, чтобы описать лицо или помочь составить фоторобот с помощью принесенного Босхом набора шаблонов. Он только сказал, что у водителя были темные волосы и он был белый. Выразиться сколько-нибудь определеннее Шарки не мог или не хотел. На мужчине также были одного тона рубашка и брюки – возможно, комбинезон. Еще Шарки сказал, что на нем было надето что-то вроде широкого пояса или фартука, какой носят плотники. На поясе болтались какие-то пустые карманы, вроде как для инструментов. Это показалось Босху любопытным, и он задал мальчику несколько дополнительных вопросов, заходя так и эдак, но лучшего описания не получил.

Через час они закончили. Они оставили Шарки в прокуренной комнате, а сами опять вышли совещаться. Уиш сказала:

– Теперь нам остается только найти джип с одеялом в багажной части. Провести микроанализы и установить соответствие обнаруженных волос с волосами Медоуза. Но только в нашем штате может оказаться миллиона два белых или бежевых джипов. Вы хотите, чтобы я выложила эти сведения в текущий бюллетень по нераскрытым преступлениям или хотите их придержать?

– Вот смотрите. Два часа назад у нас не было ничего. Теперь мы имеем целую уйму. Если не возражаете, давайте я введу парня в гипноз. Как знать, может, нам удастся вытянуть из него номерной знак машины и более подробное описание водителя? Может он вспомнит какое-нибудь оброненное имя или сумеет описать знак на дверце машины.

Говоря это, Босх с жаром выбросил вперед руки ладонями вверх, вновь настаивая на своем предложении, но она уже отвергла его прежде и сделала это опять.

– Не сейчас, Босх. Позвольте мне сначала переговорить с Рурком. Может быть, отложим до завтра? Мне не хочется бросаться в это дело очертя голову, чтобы потом все обернулось роковой ошибкой. О'кей?

Он кивнул и уронил руки.

– Итак, что теперь? – спросила она.

– Что ж, парнишка поел. Почему бы нам не закончить дела с ним, а затем двинуть куда-нибудь поесть? Я тут знаю одно местечко…

– Я не могу, – тут же отозвалась она.

– …в Оверленде.

– У меня уже есть планы на сегодняшний вечер. Извините. Может, перенесем это на какой-нибудь другой раз?

– Разумеется. – Он подошел к двери комнаты для допросов и стал смотреть через стекло. Не важно, сгодится все, что угодно, – лишь бы не встретиться с ней глазами. Босх чувствовал себя дураком, оттого что попытался действовать так поспешно. – Если вам пора идти, не стесняйтесь. Я отвезу его в приют или еще куда. Нам не обязательно обоим тратить на это время.

– Вы уверены?

– Да. Я о нем позабочусь. Возможно, вызову патрульную машину, она нас отвезет. По дороге захватим его мотоцикл.

– Это славно. Я имею в виду, что вы заберете его мотоцикл и позаботитесь о нем.

– Мы ведь с ним договорились, не забывайте.

– Да, я помню. Но я вижу, вы о нем беспокоитесь. Я наблюдала, как вы обращаетесь с ним. Вы видите в нем что-то от самого себя?

Босх отвернулся от стекла и посмотрел на нее.

– Нет… не то чтобы, – сказал он. – Он для меня просто очередной свидетель, с которого надо снять показания. Сейчас вы видите в нем маленького ублюдка. Подождите годик-другой, подождите, пока ему стукнет лет девятнадцать-двадцать, – если он доживет, конечно. Тогда он станет настоящим чудовищем. Людям от него достанется. Он не в последний раз сидит в этой комнате. Он будет входить сюда и выходить всю свою жизнь, пока не убьет кого-нибудь или не убьют его самого. Закон Дарвина: выживает наиболее приспособленный, а он достаточно приспособлен, чтобы выжить. Так что нет: я за него не беспокоюсь. Я собираюсь поместить его в приют, потому что хочу точно знать, где его найти, в случае, если он снова нам понадобится. Вот и все.

– Славная речь, но я вам не верю. Я кое-что о вас знаю, Босх. Вы ему сочувствуете, это бесспорно. То, как вы накормили его обедом и расспрашивали…

– Послушайте, меня не интересует, сколько раз вы перечитали мое досье. Вы что же, считаете, что досконально меня изучили? Я уже сказал вам: все это чушь собачья!

Ему пришлось подойти к ней вплотную, пока его лицо не оказалось не дальше фута от ее лица. Но она не смотрела на него, а уставилась в свою записную книжку – как будто то, что она там записала, имело какое-то отношение к тому, что он говорил сейчас.

– Послушайте, мы сможем с вами успешно выполнить эту совместную работу – возможно, даже выяснить, кто убил Медоуза, – если сумеем устроить себе еще несколько таких вот неформальных пауз, как сегодня с этим парнем. Но мы не станем настоящими партнерами, если по-настоящему не узнаем друг друга. Так что, возможно, нам не следует вести себя так, как мы ведем себя сейчас. Не надо рассказывать мне о своем братишке с короткой стрижкой и о том, что он вылитый я в юности. Потому что вы не знаете, каким я был. Пачка бумажек и фотографий из досье ничего не говорят о человеке.

Она закрыла записную книжку и убрала ее в сумочку. Потом наконец взглянула прямо на него. Из комнаты для допросов раздался стук. Шарки смотрел в зеркальное стекло и стучал в дверь. Но оба они не обратили на него внимания. Уиш сверлила Босха глазами.