– Думаю, да, – ответила она. – А что вы скажете насчет Медоуза? У него была возможность уехать, но он ничего подобного не сделал, вплоть до самого конца. Почему человек хочет остаться, коль скоро никто от него этого не требует.
– Таких, как он, было много, – сказал Босх. – Я так думаю, это не было ни обычным, ни необычным. Некоторым просто не хотелось уезжать оттуда. Медоуз был одним из них. Это решение могло быть также связано с бизнесом.
– Вы имеете в виду наркотики?
– Ну, я ведь знаю, он употреблял героин, пока был там. Мы с вами также знаем, что уже потом, когда вернулся, он и сам употреблял, и приторговывал. Так что, вполне возможно, там он оказался втянут в наркотрафик и не хотел оставлять доходное место. Масса признаков указывает на это. Он получил назначение в Сайгон после того, как его перевели из туннелей. В этом отношении Сайгон был бы для него самым подходящим местом, особенно с посольским допуском, который он имел как человек, состоящий на службе в военной полиции. Сайгон был городом греха. Шлюхи, гашиш, героин – там по части всего этого был свободный рынок. Многие люди кидались во все это, очертя голову. С помощью героина он должен был сколотить себе кругленькую сумму, особенно если нашел способ переправлять какое-то количество зелья сюда.
Она гоняла вилкой по тарелке несколько кусочков красного люциана, которые не собиралась есть.
– Это несправедливо, – проговорила она. – Он не хотел возвращаться. А были ребята, которые очень хотели домой, но им это так и не удалось.
– В тамошних делах вообще не было ничего справедливого.
Босх повернулся и стал смотреть в окно, на океан. Там, на волнах прибоя, скакали четверо серфингистов в мокрых блестящих костюмах.
– А после войны вы пошли в копы.
– Ну, я поболтался некоторое время, а потом пошел на службу в полицейский департамент. Похоже, большинство демобилизовавшихся, кого я знал, шли либо в полицейские, либо – точь-в-точь как сказал сегодня Скейлз – прямиком в исправительные учреждения.
– Я не понимаю, Гарри. Вы производите впечатление отшельника, волка-одиночки – человека не из тех, кто готов исполнять приказы людей, которых не уважает. Скорее, частного сыщика.
– Пора независимых детективов прошла. Все исполняют чьи-нибудь приказы… Но ведь вся эта информация есть в моем досье. Вам же все это известно.
– Бумага не может вместить все о человеке. Не вы ли это говорили?
Он только улыбнулся, потому что подошла официантка убрать со стола. Потом сказал:
– А вы? Как вы оказались в Бюро?
– В сущности, история очень простая. В колледже специализировалась на уголовном праве, второй профилирующей дисциплиной было бухгалтерское дело. Пришла сюда на работу из Пенсильванского государственного. Хорошая оплата, дополнительные льготы, сотрудники-женщины пользуются спросом и высоко ценятся. Ничего оригинального.
– А почему именно банковские ограбления? Мне кажется, самым быстрым способом сделать карьеру была бы работа с финансовыми бумагами, борьба с терроризмом, может, с наркотиками. Но не опергруппа.
– Я просидела на бумажной работе пять лет. Причем даже в Вашингтоне – там уж самое место для карьеры. Беда в том, что король оказался голым. Все это была смертельная, смертельная скучища. – Она улыбнулась, качая головой. – Я поняла, что хочу быть просто копом. Вот я им и стала. Я перевелась в первое же хорошее уличное подразделение, где освободилось место. Лос-Анджелес держит первое место в стране по банковским ограблениям. И когда здесь открылась вакансия, я забрала свои документы и получила перевод. Можете называть меня замшелым динозавром, если хотите.
– Вы слишком красивы для этого.
Несмотря на ее темный загар, Босх заметил, что это замечание ее смутило. Он и сам смутился – просто вырвалось как-то само собой.
– Извините, – сказал он.
– Нет-нет, мне было приятно. Спасибо.
– А вы замужем, Элинор? – спросил он и теперь уже сам покраснел, тут же пожалев о своей бестактности. Она улыбнулась в ответ на его замешательство.
– Была. Но это было давно.
Босх кивнул.
– Вы не обязаны мне ничего… А что, Рурк… Мне показалось, у вас…
– Что?! Вы шутите?
– Извините.
Тут они дружно рассмеялись, а за этим последовали просто улыбки и долгое, спокойное и уютное молчание.
После ленча они пошли прогуляться по пирсу до того самого места, где Босх некогда удил рыбу, стоя со спиннингом. Сейчас никто не удил. Несколько строений у пирса стояли заброшенными. Босх заметил, что и серфингисты тоже ушли. На поверхности воды возле одной из опор виднелось радужное нефтяное сияние.
«Может, все ребятишки в школе? – думал Гарри. – Или, может, они вообще здесь больше не рыбачат? Может, ни одна рыба уже не заплывает так глубоко в эту отравленную бухту?»
– Я не был здесь сто лет, – сказал он Элинор. Он привалился к ограждению пирса, положив локти на деревяшку, иссеченную ножами тысячи рыболовов. – Все меняется.
К тому времени, когда они вернулись в Федерал-билдинг, день уже давно перевалил на вторую половину. Уиш стала прогонять имена и личные идентификационные номера заключенных, которые дал им Скейлз, через компьютерную базу данных Национальной криминалистической разведслужбы и базу данных департамента юстиции штата, а также по факсу заказала из разных тюрем штата фотографии этих бывших заключенных. Босх взял список имен и позвонил в архив личных дел вооруженных сил США в Сент-Луисе и попросил к телефону Джесси Сент-Джон, ту самую сотрудницу канцелярии, с которой разговаривал в понедельник. Она сказала, что досье на Уильяма Медоуза, которое ранее запрашивал Босх, уже отправлено. Босх не стал говорить, что уже увидел его фэбээровскую копию. Вместо этого он попросил ее сделать в своем компьютере запрос по новым именам и сообщить ему основные биографические сведения по каждому человеку. Он продержал ее до самого окончания смены – до того момента, когда в Сент-Луисе было уже пять часов, но Джесси сказала, что хочет помочь.